Главный сибиряк в UFC. Большое интервью с Петром Яном

Петр Ян. Фото MMA Fighting

За полтора года он выиграл шесть боев и вышел на третье место в рейтинге. Вероятно, уже в 2020-м No Mercy подерется за титул. Мы все этого ждем.

Петр Ян, переколотивший уже нескольких легенд UFC в своем весе, смотрит на нас иронично. Почти так же смотрел на какого-нибудь Додсона или Фейбера.

Мы что-то спрашиваем про Омск его юности — и Петр упреждает:

— Вы же знаете, что я сейчас живу в Екатеринбурге?

В интонации — скрытый яд. Через пять минут Петр поймет, что мы не простофили, что-то соображаем. Интонация поменяется. Уровень соперника прощупан.

Знаем, знаем! Мы все про вас знаем. Пересмотрев накануне пять фильмов и перечитав сотни страниц вчерашних интервью.

Оттого нам хочется говорить и говорить с этим лютым бойцом с прекрасным азартом — что в октагоне, что в интервью. Но поджимает злыми взглядами еще одна съемочная группа. А следующая уже в дверях, расчехляет объективы.

— Много вопросов не задали? — жалеет нас, провожая, Петр.

— Порядочно, — улыбаемся мы. — Зададим, когда возьмете пояс…

— О! — смеется Ян. — Тогда я вообще ни с кем разговаривать не буду.

Мы надеемся — шутит.

Он славный парень.

«Чувствую, что заберу чемпионский пояс. Вопрос простой — когда дадут бой?»

— Говорят, что в 2020-м вы станете чемпионом UFC. Так и будет?

— Надеюсь, что завоюю пояс. Дай Бог, так и случится.

— А что интуиция подсказывает? Возьмете чемпионство?

— Да. Перед каждым боем у меня были легкие травмы, но я все равно чувствовал, что могу превзойти соперника навыками, спортивным IQ. Чувствовал, что я сильнее, и побеждал. Сейчас так же: чувствую, что могу забрать пояс. Вопрос простой — когда дадут бой?

— Трудно не верить человеку, который выходил на бой с переломом ребра. Вы тогда понимали, насколько это опасно? (речь о бое с бразильцем Ренато Валаме в феврале 2015 года, Ян выиграл единогласным решением судей. — Прим. «СЭ»)

— Да, дрался и со сломанным ребром, и со сломанным пальцем, и с порванной крестообразной связкой. Понимал, что любая ошибка приведет к поражению, но у нас такая игра. Вообще, в жизни иногда приходится рисковать. Не рискнешь — не попробуешь. Не пошел бы — возможно, отлетел бы на пять шагов назад, неизвестно, когда бы вновь дали бой.

— Когда в бою с Юрайей Фейбером почувствовали, что он ваш?

— Через три минуты после начала первого раунда (Ян в первом раунде отправил Фейбера в нокдаун, а в начале второго нокаутировал. — Прим. «СЭ»).

— Допустим, человек никогда не видел ваши бои. Назовите свою самую характерную 5-минутку, по которой можно все понять.

— Думаю, что в каждом моем бою есть какие-то зрелищные моменты, видно, что от поединка к поединку совершенствуюсь, учусь чему-то новому. У меня стиль такой — ударный, зрелищный.

В последнем бою хороший момент был, когда Фейбер упал. На выходе из клинча левым хай-киком… Хороший момент чисто технически. Я навязываю человеку работу в клинче, он пытается этого избежать, на выходе опускает руки и получает неожиданный удар. Многие думают, что это случайность, но это рабочий момент. У меня есть такое, нравится техника на выходе.

— Фейбер бьется в 40, Балаев — в 44. Каким бы вы хотели видеть себя в 40 лет?

— Точно хотел бы не выступать в боях. Думаю, в 40 это делают ради денег, хотя и в 30 так же. Нужно поберечь здоровье. Если бы у них была возможность, то они бы этого не делали.

— Вы сказали о Кори Сэндхагене: «Он до сих пор дерется как любитель». В чем разница, которую видите вы, но не замечаем мы?

— Разница, наверное, в жесткости. Многие любители, переходящие в профессионалы, гоняются за очками. Стараются как можно больше бить, попадать, но не заканчивают бои нокаутами. Вот Сэндхаген за три раунда тысячу раз попадает в соперника, но тот не падает в нокаут. В этом и заключается разница между профессиональной жесткостью и любительской школой. Безусловно, это универсальный и зрелищный боец, но я не назвал бы его в этом моменте профессионалом.

— Вы были хорошим бойцом, но в какой-то момент стали топовым. Когда почувствовали, что вошли в элиту?

— UFC — это высшая организация в смешанных единоборствах. Когда попал в нее, еще не чувствовал себя так, как после трех-четырех побед там. Когда поднимаешься в рейтингах, понимаешь… Когда-то я смотрел бои Фейбера, Додсона или Джимми Риверы по телевизору, и даже не мог подумать, что буду с ними драться. Когда выходишь против них и побеждаешь, то понимаешь, что не просто так находишься здесь.

— Они казались вам космосом?

— Не сказал бы, что космосом, просто за ними смотрят, их знают все, кто связан с единоборствами.

— Если бы рядом сидел Дана Уайт, какие вопросы ему бы задали?

— Первый: «Когда у меня будет титульный бой?». Второй момент — каждый боец, который дерется за пояс, подписывает за собой одного-двух друзей в UFC, это нормальная практика. Хочу, чтобы в одном карде с моим титульным боем, либо позже, выступили несколько моих ребят.

— Первые двое в этом списке?

— Ильяс Хамзин и Денис Лаврентьев. Ильяс живет в Омске, Диня — в Екатеринбурге. Я с ними тренируюсь и хочу, чтобы их подписали.

«Сехудо — маленький гном. Обычный боец. Сильный, но не могу его выделить»

— Последнее, что искали в YouTube?

— Сейчас посмотрю… Вот интервью, мне жена скидывала недавно: «Петр Ян про клоуна Сехудо».

— Чем Сехудо отличается от остальных?

— Не сказал бы, что он чем-то отличается от других. Он — маленький гном, вот и все отличия (смеется). Обычный боец. Сильный, безусловно, но не могу его выделить. У меня задача подраться с ним, и я вижу, что могу победить. Восхвалять его не собираюсь.

— Чувствуете страх с его стороны?

— Конечно. Может, это не страх… Но как это назвать по-другому? Раньше я его неоднократно вызывал, а они мне тогда говорили: «Тебя нет в рейтингах, кто ты такой, мы тебя не знаем». А теперь-то они меня знают. И он сказал: «Ты же побил 40-летнего скейтбордиста, теперь я хочу побить лысого бразильца, похожего на Дану Уайта». Сехудо понимает, что этот бой (с Жозе Алдо 9 мая на UFC 250. — Прим. «СЭ») для него легче, что нет смысла рисковать, если можно и хорошо заработать, и сохранить место. С какой-то точки зрения я его понимаю, чемпион может выбирать удобные для себя бои.

— Вы сказали: «Перед боем с Сехудо мне нужно пройти хороший лагерь, а не как сейчас». Что в вашем понимании значит «плохой лагерь»?

— Для меня каждый лагерь хороший, я всегда пашу, как в последний раз. Просто бывает, что травмы сдерживают в определенных подготовках. Если подойти к этому бою здоровым и готовым, то получится интересная пятираундовая война.

— Пятираундовая?

— Не знаю, доживет ли он до пятого, но три-четыре точно продержится.

— У каждого был соперник, который поражал способностью держать удар. Кто вас удивил этим?

— В Москве у меня был бой с Джин Су Соном, корейцем, крепкоголовый был (бой состоялся 15 сентября 2018 года, Ян победил единогласным решением судей. — Прим. «СЭ»). А так, я почти всех своих соперников отправлял в нокдаун.

— А об корейца все кулаки разбили?

— Нет, не разбил. Кулаки-то целы. Дело было именно в подготовке. Я тренировался дома, в Омске, отнесся к подготовке халатно и оказался не готов к такой форме соперника. Подустал после двух раундов. Правда, все равно выиграл.

«Кто-то сидит за компьютером, кто-то грузчик, кто-то таксист. Не думаю, что у этих людей работа легче, чем у меня»

— Случалось, что вас удивлял собственный организм?

— Всегда чувствовал себя хорошо в функциональном плане, наверное, это заложено генетически. Всегда хорошо дышал, бегал на длинные дистанции, 10-15 километров. Спринты не люблю. Так же и в бою. Про многих бойцов говорят: «Да он не может выстоять пять раундов, он уже не дышит после третьего». У меня — наоборот. Несколько раз дрался пять раундов, мне нравится такая дистанция.

— Не было ощущения, что можете и восемь, и десять раундов провести?

— Да, я же вам говорю, человеческий организм способен на многое. Если надо, буду драться и пять, и восемь, и десять раундов. Буду драться, пока не упаду.

— Самый неожиданный приезд допинг-офицеров?

— В UFC такое часто происходит, за год около 10 раз проверяют на допинг. Я считаю, что такой постоянный контроль — это правильно. У меня нет права на ошибку. Например, голова заболела, простыл, температура поднялась, ты стараешься все проверять, отправлять через программу, прежде, чем что-то употребить. Не хочется поймать дисквалификацию на полтора-два года. Это не удивляет, а, наоборот, показывает профессионализм, подход к делу.

— К вам стучались с проверкой в 7 утра, например?

— Да, такое было, в Омск прилетали, в Екатеринбург, в Таиланд, в Америку. В Омске, например, в 6-7 утра в дверь стучались. Они же не предупреждают, а просто приезжают, чтобы забрать свои пробы.

— В такие моменты охватывала злость?

— Нет, конечно. Например, если не хочешь, чтобы у тебя брали интервью, то просто проиграй — перестанешь быть интересен.

— Парочку-то возьмут.

— Да, возьмут — так, для юмора. Это работа, кто-то с утра до вечера сидит за компьютером, кто-то грузчик, таксист. Не думаю, что у этих людей работа легче, чем у меня.

— Шесть лет назад ваш бой стоил 20 тысяч рублей. Как вы их потратили?

— Уже не помню. На что-то потратил, и хорошо. На ерунду точно не спустил, потому что, пусть мне и было совсем немного лет, я уже жил с девушкой. На что-то бытовое потратился.

— Последний раз, когда поразил какой-то ценник?

— Сегодня видел картины творческих людей. Доска, исчерченная мелом, стоила 70 миллионов долларов (картина импрессиониста Сая Твомбли «Без названия». — Прим. «СЭ»). Изрезанное бумажное полотно, 5 прямых порезов — 20 миллионов долларов.

— Вычитал, что любите оружие. Сильно?

— Мне нравится пострелять.

— Самое фантастическое, которое держали в руках?

— Пулемет. Не знаю даже, как называется. Огромный, в два раза больше меня.